Анатолий Радов - Ящер [= Холодная кровь] [СИ]
— Ещё раз усмехнёшься, сучка, я тебе лично всё между ног вырежу. Я вас перебежчиц с детства ненавижу.
— Я не перебежчица.
Удар тыльной стороной ладони по губам, разбивающий их в кровь.
— И язык вырежу.
Лес закончился, и они пошли по вспаханному полю, почти по диагонали. Облизывая разбитые, сочащиеся сукровицей губы, Дара увидела впереди дома. Невысокие, каменные, покрытые чем-то вроде соломы, с резными ставнями на окнах…
Ставни она разглядела чуть позже, когда поле осталось позади, и под ногами почувствовалась твёрдая поверхность, а не рыхлая пахота, которая проваливалась под ногами, ускользала куда-то, отчего ступни становились как попало. Пару раз они стали так неудачно, что где-то в щиколотках даже легонько хрустнуло, и Даре пришлось закусить без того израненную губу, чтобы не вскрикнуть. Какое-то животное, похожее на пса, бросилось в их сторону, и глухо зарычало. Метров десять оно, прижимаясь к земле и продолжая злобно скалиться, просто следовало рядом, но улучив момент, нырнуло между ног хозяев и попыталось укусить пленницу. Но Вик в последнюю секунду успел отогнать «пса». Что ж, хоть на этом спасибо. Зачем ты только сделал это Же… Вик? Шли бы с тобой сейчас, разговаривали, шутили, смеялись… всё хорошо было бы. Как раньше…
— Ты ему руку продырявила. И родственничка завалила, — снова подсказал мозг.
— Заткнись! — ругнулась на него Дара. Нет, это явно не та её часть, которая больше других хочет жить.
Они вошли в посёлок и направились по широкой улице, потом свернули в узкий проулок. Встречные смотрели на пленницу с ненавистью и презрением.
— Перебежчица, — объясняли по очереди мужи в ответ на эти взгляды.
В конце переулка Дара увидела покосившийся деревянный сарай, и внутри неё слабо шевельнулась надежда. Может, если её оставят в этой развалюхе, то удастся сбежать?
Но надежду тут же вновь парализовало, когда в сарае на шею накинули стальной хомут. Сжали его так, что между шеей и сталью осталось не больше трёх миллиметров свободного пространства. Дыши, но не дёргайся.
Дара и не дёргалась. Она, замерев, сидела и смотрела, как один из мужей укорачивал цепь, одним краем приваренную к хомуту, а вторым к толстому листу железа весом килограмм в сто, или даже все двести. По виду точный вес не определить, но и так понятно — убежать с таким якорем можно не мечтать, и Дара вдруг почувствовала, как из глаз потекли слёзы.
За что? — снова спросила она, и сразу же бросила… Заткнись! — попытавшемуся вновь ответить на этот вопрос мозгу.
Стиснув зубы, Дара усилием воли заставила себя не разрыдаться. Этого ещё не хватало! Ничего-ничего, стала она успокаивать себя, вспомни, и похуже было. Правда, в восточной башне замка Арьяка ей не надевали хомут на шею, но за лодыжки приковывали. Зато на допросах… Дара вздрогнула.
Плётки с металлическими шипами, вплетёнными в перекрученные конские волосы, толстые иглы под ногти, «вилка еретика»… она всё это вытерпела, и только, увидев «ведьмин стул», не выдержала, и разревевшись от боли и отчаяния, призналась в связях с Дьяволом, что и послужило основанием для вынесения приговора. Арьяку не нужно было, чтобы ей отрубили голову, как обычному убийце, он хотел, чтобы её сожгли.
— Можно воды? — тихо попросила она, осторожно повернув голову в сторону старшего, который стоял в проёме, наблюдая за действиями укорачивающего цепь. Для этого тот просто свёл два отдалённых друг от друга звена и продел в них дужку большого амбарного замка. Раздался щелчок, но Дара даже не повернулась. Она продолжала смотреть на того, что стоял в проёме, но он попросту игнорировал её.
Дара хотела было повторить просьбу, но внутри неё вдруг что-то тоже щёлкнуло, не так как замок секунду назад, а совсем бесшумно, но закрыв намного прочнее. Что закрыв? Дара не ответила бы на этот вопрос, если бы у неё даже кто-нибудь спросил. Но то, что теперь из её уст не прозвучит больше ни одной просьбы, даже пусть внутри всё сгорит от жажды или вывернет наизнанку от боли — в этом она была уверена.
— В гарнизоне тебе всё дадут, — неожиданно всё же ответил стоявший в проёме, оскалившись ухмылкой. — Если б не приказ доставлять всех перебежчиц в комендант-пункт, тебе бы уже давно вода не в надобность была. Так что заткнись. Ещё слово от тебя услышу, изобью до полусмерти. Поняла?
А как тут не понять? Но Дара не кивнула в ответ, а только уткнула в пол напитанный слезами и злостью взгляд.
7
Но вкусить плоти поверженного монстра на месте, к сожалению, нам не пришлось. Едва Хлох отрезал пару хороших кусков и завернул их в сорванные поблизости огромные листы, похожие на листья лопуха, как в кустах раздался отчётливый клёкот.
— Ало-щеры, — буркнул Хлох, и взяв завёрнутое мясо, подошёл к баулу. — Кровь почувствовали. Ты идти сможешь?
Я пошевелил стопой и кивнул. «Крап» своё дело сделал. Надолго ли — это вопрос третий.
Поднявшись и держа ствол в направлении раздавшегося звука, я дождался, пока Хлох накинет лямку баула на плечо и подойдёт.
— Они теперь не успокоятся, пока до туши не доберутся, — проговорил он, поглядев на кусты. — А патронов жалко на этих тварей.
— Угу, — кивнул я.
Хлох побрёл в противоположном от клёкота направлении, а я какое-то время следовал за ним спиною вперёд, по звуку шагов умудряясь идти довольно ровно. Лишь один раз меня «повело» и я затылком уткнулся в ветку. Зато увидел «приятную» картинку. Как только мы дошли до края поляны, из кустов к туше поверженного монстра бросились сразу трое небольших ящеров. Могу поклясться, что таких я видел в фильмах Спилберга. Может, всё же это он меня разыгрывает, старый чертяка?
Я усмехнулся, и развернувшись, нагнал Хлоха. Нападения ало-щеров можно было, судя по всему, не опасаться. На нас они тут же перестали обращать внимание, едва их зубы коснулись мяса. Но всё равно я ещё раза три оборачивался, готовый в любой момент нажать на гашетку. Да и прислушивались мы теперь не по-детски, предпочитая молчать, нежели болтать о всякой ерунде, бредя среди пестролистных пейзажей осени.
Плюс светило, добравшееся до зенита и уже начавшее своё нисхождение, заставило мои мысли сильно помрачнеть. Полдня за спиною, а где эта чёртова рубеж-застава, по всей видимости, Хлоху неизвестно. Ну, а мне так и подавно. Дойдём, не дойдём сегодня? Что-что, а ночевать среди местных зверюшек почему-то не хотелось до колик в животе. Тело хоть и мерзковатое, но всё же на данный момент моё, и отдавать его на растерзание я не собираюсь.
Поэтому, когда Хлох в очередной раз достал компас, я посмотрел на него с тревогой и надеждой одновременно.
